Средневековье век – наш век

Средневековье современности - само понятие «средневековье» никак не может быть некой целостностью.

«У каждого века есть своё средневековье» - /Станислав Ежи Лец/. Итак рассмотрим: Что влияет больше: средневековье на ход современности или современность на понимание прошлого средневековье? Но именно потому, что Средневековье - универсальное зеркало, в котором мы видим себя, но не видим само время, оно очень далеко. Человечество же двинулось не вперёд, к какому-то новому непонятному качеству, а назад, в средневековую реальность, когда все определяла племенная и религиозная, а не национально-государственная принадлежность. На смену модерну после недолгой попытки соорудить постмодернистский мир вновь пришло Средневековье. «Одной ногой человечество ступило в двадцать первый век, говорит Аврелий Марков, - а другой – завязло где-то в средневековье».
«Так говорит Господь Саваоф, Бог: иди и скажи мужам Иуды и жителям…: неужели вы не возьмёте из этого наставление для себя, чтобы слушаться слов Моих? говорит Господь» - /Иер.35.13/. «Неужели мое обращение к вам могло оскорбить вас?» - говорит А.Тургенев. «- Будто? Вот как? Скажите! Неужели?»-/Некрасов/.
В общем, Новое Средневековье это не обязательно торжество невежества и анархии. Хотя этого, к сожалению, в наши дни тоже хватает.
Средневековье было по-своему прекрасно (особенно если ты в нем граф, а не слуга), но современному уровню технологий и общественной жизни оно уже не соответствует никак. «Лучше опустится до низов средневековья, - говорит Хямби-кант Муслим, - чем возвысится до верхов цивилизованной радуги».
«Что такое сейчас «раздвоение личности»? - и вашим и нашим, и вместе спляшем, - говорит Владимир Борисов, - если раньше, в средневековье, умели четвертовать».
Если бы это была настоящая демократия, на жуликов быстро нашлась бы управа. Если бы настоящее средневековье – с этим было бы посложнее, но были бы свои бонусы. Можно было доверять благородству происхождения, если не поведения. Но у нас в подобных случаях выходит не средневековье, а подделка под него, это попытка взять всё самое удобное и приятное из одной и из другой модели.
Средневековые храмы и фрески, средневековые иконы и обряды, даже средневековые по сути своей отношения в иерархии – всё это величественно и прекрасно, пока служит своей основной цели, пока не затмевает главного, что есть в Церкви, а подчеркивает и охраняют его.
Неужели мы опустимся на тот низкий уровень средневековья, о котором рассказала Л.И. Емелях: «Сегодня мы наблюдаем усиленную клерикализацию нашего общества, в результате которой многие россияне попадают под влияние христианской пропаганды и принимают активное участие в церковных мероприятиях». В сотнях храмов показывали волосы, кровь, пот и пуповину Христа. В Генуе в каждой церкви были куски "креста господнего» и гвозди, которыми он был прибит, в Милане - два пальца апостола Петра, в Риме - в соборе Петра - терновый венок, - рука богородицы. В Тире - её пояс, якобы исцеляющий больных. Не только католическое духовенство обманывало верующих «коробочками со вздохом Иисуса». Рассуждениями писателя-просветителя XVIII века Вольтера: «Сколько их, этих ризниц, где вы увидите лоскутки платья Девы Марии, засохшие капли ее молока, перхоть с ее волос! И разве не в церкви Пюи-эн-Велэ до сих пор бережно сохраняется как святыня кусочек крайней плоти Ее Божественного сына?»… «В XXI веке это выглядят дикостью, - говорит Валентина Матвиенко, - и напоминают средневековье». «По сравнению со средневековьем человечество продвинулось далеко вперед в направлении свободомыслия. Например, инквизиция уже не святая» - /Збигнев Земецкий/. Итак, к какому же преданию предлагают нам обращаться горячие радетели Предания и ревнители древнего благочестия? К какому Средневековью они предлагают нам возвращаться? К творческому раннему или законсервированному позднему? Несомненно, увы, - ко второму варианту. Средний слой средневековье переживал брожение. Тут отражались все особенности нараставшей революции: страх, компромиссы, кризис старых истин, мировоззрение.
Вл.Соловьева, о. Александр Шмеман пишет о том же самом неизжитом соблазне: «На нас надвигается новое средневековье, но не в том смысле, в каком употреблял это понятие Бердяев, а в смысле нового варварства». Христианская церковь оказалась расколотой на католическую и православную, а в наше время тоже только в большем масштабе, сколько сейчас религиозных сект. Религия претендовала на управление обществом, она выполняла достаточно много функций, впоследствии перешедших к государству. Под влиянием религии находились различные сферы деятельности людей: наука, образование, культура эпохи Средневековья. В руках церкви была сосредоточена огромная власть.
При этом в Средние века зародилось образование, чтение, ремесленничество, профсоюзы и многие другие вещи, благами которых мы сейчас пользуемся, но не это отражается в книгах и фильмах.
«Средневековые люди мало заботились о состоянии путей, - говорит Жак Ле Гофф, - лишь бы они к цели привели. И тот путь, по которому они брели, плутая, то в грязи, то в пыли, вел к мирному убежищу. Средневековый человек не видел никакого смысла в свободе в ее современном понимании. Для него свобода была привилегией, и само это слово чаще всего употреблялось во множественном числе. Свобода – это гарантированный статус». Средневековая церковь признавала труд следствием первородного греха. Труд для обогащения осуждался. Труд аскета – труд для искоренения праздности, для обуздания плоти, для нравственного совершенствования считался богоугодным делом.
«В двадцатом веке Россия выпала из ряда цивилизованных стран - в XXI веке, возрождая средневековье, - говорит Леонид Пузин, - она стремится выпасть из рода человеческого вообще»
«Мы уже средневековые люди не только потому, что такова судьба и фатум истории, но и потому, что хотим этого. Вы ещё люди новой истории, потому что не хотите сделать избрания» - /Николай Бердяев/.
Самое главное качество средневекового учителя – энциклопедичность, подкрепляемая виртуозным знанием текста Святого Писания и правил формальной логики Аристотеля для дальнейших выводов из священных книг. «Средневековый человек верит (знает, чувствует), что вся земная реальность подобна комедии (комедия не потому, что очень смешно, а потому, что в конце хорошо закончится) и вся эта комедия однажды придет к концу. Маски будут сорваны, грязь смыта, преступники пойманы. Зерно отделится от плевел, и средневековый человек очень не хочет улететь далече вместе с плевелами, уносимыми ветром, но хочет быть пшеницей, собранной в Небесную Житницу» - /протоиерей А.Ткачёв/.
«В своих воспоминаниях замечательный, хоть и малоизвестный миссионер начала ХХ-в. архимандрит Спиридон (Кисляков) рассказывает о беседе с одним заключенным Читинской тюрьмы. Так вот, человек этот, ушедший из православия в протестантизм и обратившийся вновь под воздействием проповеди и личного обаяния о. Спиридона, говорил ему с откровенной прямотой: «Правда, у сектантов нет Евхаристии, нет священства. Но, положа руку на сердце, ведь православные несмотря на Евхаристию и законное священство несравненно хуже живут сектантов в смысле религии. В православии нет жизни, нет движения вперед. Как бы сектанты ни уклонялись в сторону от Православной Церкви, по крайней мере, - они уклоняются не в язычество и из религиозной христианской полосы не выходят. Зато православные уклонились, и почти все, то в какой-то спиритуализм, то в теософию, то в грубый и научный материализм, а христианство им так наскучило, что они от одного чтения, поповского чтения Евангелия в церкви позевывают, а во время церковной проповеди все уходят. Эх, батюшка, на что ни посмотришь, то только приходится пожимать плечами. Если кто сам решился искать спасения, решился жить по учению Христова Слова, тот только и живет, а Церковь Православная мало ему в чем помогает, потому что живых примеров не стало».
В центре нашей веры должен стоять Христос, и только Он; Он - судья, прежде всего над религией, над церковностью. Об этом особенно проникновенно сказано в пространной записи от 8 декабря 1975 г.: «Ритм падшего мира - Закон: это то, чем общество ограждает себя от разрушительного хаоса, созданного грехом». Но закон, пишет отец Александр, всегда относителен, и рано или поздно он вызывает желание преодолеть его. Тогда возникают силы, желающие разрушить ограду закона во имя того, что выше него, - и наступает кризис. Однако силы эти по причине падшего состояния человечества оказываются более разрушительными, чем созидательными. Тогда на смену старому закону неизбежно приходит новый, но с все тем, же повторением старого… Выхода из этого замкнутого круга нет, и тем самым закон раскрывает правду о падшем состоянии человека и общества. Кризис же выражает правду искания и жажды свободы, но часто приводит к иллюзорной свободе и ее отрицанию, и в этом есть ложь всех революций в истории. Только во Христе можно найти примирение между Законом и Революцией, в исполнении того и другого. В Нем же и «выход ввысь» из самого этого ритма. Опасность, как подчеркивает многократно Шмеман, «полюбить Церковь как бы помимо Христа. Этой любви больше, чем думают. Но Церковь - это только Христос, Его жизнь и Его дар. Искать в Церкви чего-либо кроме Христа (а это значит - опять искать себя и своего) - неизбежно «впасть в прелесть», в извращение и в пределе - в саморазрушение».
Но, как, ни странно, хотим мы этого или не хотим, мы, так или иначе всё-же к Средневековью вернёмся. Вопрос лишь в том - пущен будет этот процесс на самотёк, вернув Европу к худшим проявлениям этого самого Средневековья, либо же будет взят под контроль, и вернёт её к лучшему, новому Средневековью, к тому, к какому народы Европы сами пожелают. Как бы ни возмущались атеисты и материалисты, но после крушения Советского Союза Россия начала возврат к своим исконным, традиционным ценностям. Можно сколько угодно клеймить «Средневековьем» повышение роли Церкви в нашем обществе, новое становление русской идеи, но всё это уже стало данностью. Но если посмотреть на Средневековье другими глазами, не оценивая его в категориях Модерна, то мы обнаружим, что этот период являет собой блестящий, прекрасный Золотой век мировой истории.
Средневековье - это самобытный уникальный расцвет традиционной политической антропологии: вера, подвиг, сила, доблесть, великие люди и героические свершения, породившие могущественные Империи и прекрасную культуру. Средневековье - это Золотой век человечества, такой красоты искусства, такого напряжения человеческого духа, такой широты подвигов и действий, такого напряжения человеческой драмы и духовной полноты, как в Средневековье, такого расцвета религии и сакральности не знала, пожалуй, ни одна другая эпоха. А если в ней и было что-то нехорошее, то совершенно не обязательно это восстанавливать. Средневековье - это лучшее, что было у человечества, и поэтому - возврат в Средневековье это прекрасно!
Если попытаться оценить критично варианты развития нынешнего, современного мира, то мы сможем обнаружить, либо волевой, добровольный, сознательный возврат к Средневековью в его лучших для нас проявлениях, к своему Средневековью; либо мы попадём в чужое для нас Средневековье, например, в Средневековье всё более наступающего православия - современной версии церкви взятого в его самых выхолощенных, модернизированных формах, но при этом, приправленного элементами средневековой жестокости, нетерпимости и коварства. Есть вариант - взять всё самое негативное из Средневековья, насилие, грязь, мрак, взаимную вражду, нетерпимость к инакомыслию, жестокость. И, приложив всё это к современному обществу Модерна, получить ту его версию, к которой стремительно и катится всё более вырождающийся Запад, с тотальным падением ментального уровня, обескультуриванием, и вскрытием самых низменных и порочных человеческих черт. То есть выбор Запада заключается, по большому счёту не в том - к Средневековью или нет (ответ здесь уже очевиден - к Средневековью, к концу Модерна, в любом случае), а к какому Средневековью: к своему или к чужому? Именно в этом заключается вопрос для нынешней Европы. И для нас тоже». Рассуждает Коровин Валерий Михайлович - российский политолог, журналист: «В какой-то степени средневековый человек - это условность: есть персонажи, в которых уже внутри средневековой цивилизации проявляется новый европейский тип сознания.
Прежде всего, в сознании средневекового человека важнейшее место занимает Священное Писание. Для всего Средневековья Библия была книгой, в которой можно было найти ответы на все вопросы, но эти ответы никогда не были окончательными. Часто приходится слышать, что люди Средневековья жили по заранее заданным истинам. Это лишь отчасти верно: истина действительно заранее задана, но она недоступна и непонятна. «Более нелепую всякую смесь разнородных по качеству и свойствам из средневековья и современности, - говорит А. К. Дойл, - обыденности и дикой фантазии, по-моему, трудно себе представить. Но оно есть». Церковь в эпоху Средневековья приобрела большое экономическое и политическое влияние, также как и современность России.
«При всем глубоком своеобразии средневековой социально-культурной системы и всех ее разительных отличиях от нашего времени, средневековье не может нами восприниматься как нечто чуждое. Оно иное, но не чужое. Более того, Средневековье есть в нас самих».
«Когда наш современник старается представить себе Средневековье, ему кажется, что добиться своей цели он может лишь напряжённой работой воображения. Средние века видятся ему зловещей эпохой отступившей во мрак прошлого, тем часом истории, когда на небе вовсе не появлялось солнце, а тогдашние люди, общественное устройство в корне отличалось оттого, что мы видим сейчас. А ведь достаточно получше присмотреться к нашей Вселенной, читать свежие газеты, чтобы понять: Средневековье у нашего порога, оно не желает уходить прочь и выражает себя не только в материальных памятниках. Оно продолжает жить за морем, омывающим наши берега, рядом всего в нескольких часах полёта; оно составляет неотъемлемую часть того, что в наши дни ещё именуется империей, и ставит перед государственными деятелями века сего вопросы, простые вопросы которые те не в состоянии разрешить. «Но именно потому, что Средневековье - универсальное зеркало, в котором мы видим себя, но не видим само время, оно очень далеко».
Многие большие и малые города, где сохранился во всей неприкосновенности быт XIV века, воссоздают в некоторых отношениях картину жизни европейского Средневековья. Те же городские трущобы, те же лачуги, те же узкие, кишащие народом улочки, выводящие путника к роскошным дворцам. Та же пропасть между ужасающей нищетой неимущих классов и роскошью вельмож; те же бродячие рапсоды на перекрёстках – мечтатели и рассказчики городских новостей, та же почти сплошь неграмотная, безнравственная масса смесь всего, требующая перегноя как компост на огороде.
Долгие годы терпящая гнёт и вдруг охватываемая яростным мятежным духом, чреватым кровопролитием, то же вмешательство религии в общественные дела, тот же фанатизм, те же интриги сильных мира сего, та же ненависть между отдельными кланами те же заговоры, до того запутанные, что они неизбежно ведут к кровавой развязке.
Средневековые конклавы имеют сходство с современностью возглавляемые фанатиками драмы, разыгравшиеся при последних новостях мало, чем отличаются от тех драм, что колеблют ныне престолы.
Примеры жестокости и насилия ежедневно мы видим в реальной жизни, любим это обсуждать и смаковать подробности в ТВ и прессе. Конечно, нам хочется видеть, но не хочется оказаться внутри ужаса. Это ожидаемые параллели, когда мы смотрим новости про теракты, авиакатастрофы, сюжеты про жестокость и насилие - по своей бесчеловечности это напоминает нам Средневековье.
Неслучайно тема «Страдающего Средневековья» оказалась такой популярной в наши дни. Средневековье - волшебное зеркало: мы в него смотримся, и нам приятно увидеть в нем себя с нашими сегодняшними проблемами и шутками.
Жить стало лучше, жить стало веселей? Это уж не извольте сомневаться. Буратино тоже зажил гораздо лучше и веселее прежнего, когда продал докучный букварь и купил билет в кукольный театр. Точно так и мы радуемся, что теперь «всё есть» - специфическая такая советская формула, помните? Можно, можно понять простую пожилую тётку, настрадавшуюся от дефицита, которая ликует, что теперь может беспрепятственно купить турецкий халат и кусок колбасы. Но людям помоложе и поактивнее стоило бы понять, что мы – в яме. И изобилие наше оплачено погружением в самое настоящее нефигуральное Средневековье. Понять это полезно хотя бы потому, что именно им придётся из этой ямы выкарабкиваться. Или не выкарабкиваться. Но тогда это будем уже, к сожалению, не мы…
«Исходя, из этого мы понимаем, - говорит В. Д. Фратер, что причины охоты на ведьм в позднем средневековье и в ранней современности кроются не только в христианстве». Думается что правда, она как всегда где-то посередине. Также как и всегда, люди были разными и жили они по-разному. Некоторые вещи по сравнению с современными, действительно кажутся дикими, но все это происходило столетия назад, когда нравы были другими и уровень развития того общества не мог позволить себе большего. Когда-нибудь для историков будущего и мы окажемся в роли «средневекового человека».
Прошлое средневековье на ход современности влияет больше, современность живёт в средневековье - если рассуждать в широком смысле, если рассматривать не только XX век, а всю жизнь нашу.
Средневековому человеку подражать стоит, потому что он благороднее, сильнее духом, живет более цельной жизнью. Средневековье это эпоха, когда христианские монархии в Европе вполне искренне, быть может, пытались стоять на страже добродетели и препятствовать распространению порока. Однако больное человеческое естество и тогда было более склонно к злу, чем к добру. История падения средневекового человека общеизвестна.

«И как было во дни Ноя…также было во дни Лота, также будет» - /Лук.17.26-30/. Как обстояло дело с грешниками древних времен и в каком состоянии настигли их в конце концов суды Божьи, относительно которых они получили такое ясное предупреждение. Оглянитесь на древний мир, когда всякая плоть извратила пути свои и земля наполнилась злодеяниями.

Источники: Библия. Мэтью Генри – английский толкователь Библии. Морис Дрюон, Жоз-Андре Лакуром (Франция). Из разных источников.

Средневековье век – наш векПублицистика

Средневековье век – наш век

Средневековье век – наш век
Публицистика